Автор: Рассеянный хореограф)
– С тебя уж не песок, а опилки сыпются, Царица!
– Это из тебя они сыпются, а я вам не пылесос. Пошел ты! Сами и убирайте.
На лесопилке работала она уборщицей – грузная, крикливая до истерики тетка, умеющая ответить мужикам-работникам так, чтоб отстали хотя б на этот раз.
Женщина лет шестидесяти со странным именем – Царина.
Вот и шутили мужики, что убирает за ними сама царица.
Мужиков Царина не любила. Предлагала всех их кастрировать, чтоб жизнь не портили да лишнего не жрали. В жизни не везло ей с мужиками совсем.
Родилась она в маленьком городке, отец ее беспробудно пил, бил мать. Насмотрелась. В молодости работала на птицефабрике, за красоту и молодость присмотрел ее женатый бригадир. Влюбилась, надеялась, а он попользовал, бросил, да ещё и грязью облил. Правда и она в долгу не осталась – всё его жене тогда выложила, славу пустила на всю фабрику. Мстила гаду.
Пришлось из городка уезжать. Куда ехать? Поехала к морю.
Устроилась там на дело разделочное рыбное. И даже вышла замуж за молодого рыбака. Счастье мелькнуло на горизонте, да закатилось – погиб ее муженёк в рейсе, когда траулер их чуть не затонул.
А потом уж работала кем придется: и прачкой, и официанткой, и уборщицей. Мужики у нее были, но все ненадёжные, дурные, пьющие. Да и не бывает их – хороших-то.
Детей у Царины не родилось. Абортов она тоже не делала, в больницу не ходила, почему не беременеет – не выясняла. Не дал Бог, так может и к лучшему.
А когда померла мать, продала старый домишко на окраине за копейки и купила себе маленькую комнату в коммуналке, как раз недалеко от этой лесопилки. Работа ее вполне устраивала, по договору с начальством – опилки мужики должны были выметать сами, а она – уж по чистому.
Но споров и ругани с мужичьем хватало. За словом в карман она не лезла, отпор дать умела.
И как-то так повелось, то ль от скуки, то ль сам острый язык Царины тому способствовал, что за увлечение стало у мужиков с ней повздорить, поговорить, побраниться. День скучен, если с Царицей не цапнулись. Они подначивали, раззадоривали ее на ругань довольно безжалостно, воспринимая это, как клоунаду.
– Твоя Галка много хочет уж больно. Вон Царица у нас ниче не хочет, ей бы такого мужичка, так пылинки б сдувала. Верно говорю, Царица? А?
– Дурак ты, Веня! Ещё не хватало с вас пылинки сдувать. Мало мне и без того пылюки-то!
– Да не трогайте ее. Она уж сама пылью покрылась. Вон – платок-то сыми, так увидишь.
– А ты кобель лысый уж вообще без волосни. Уши только и торчат прозрачные, да лопатки. Прям, не могу, влюбилась бы, – парировала Царина.
– А чё? Он мужик холостой. Поднажми, Царица, твой будет.
– Так если она поднажмет, у него кости хрустнут. Есть чем поднажать-то! Вон...
– Да как поднажму метлой по харям всем, так вмиг раздавлю, – замахивалась она, – Тоже мне, нашлись благодетели. Только хохмить да жрать и умеете! А в бабах ниче не смыслите.
– Ну, просвети нас, не просвещенных.
– Больно надо. Всё равно без толку, – огрызалась она, но потом, обдумав за монотонным маханием метлы, продолжала, – Любая баба – она ж женщина. Она защиту в вас, дураках, ищет. А вы сами, как чумные, по жизни пляшете: не стержня в вас, не силы, не надёги. Только баб и осуждаете. Нету уже мужиков-то хороших, повывелись.
– Да ты – философ, Царица.
– Да пошли вы лесом! Говорю ж – какой толк?
Как раз лысый и ушастый Леха Виноградов, маленький мужичок – к шестидесяти, изощрялся в этих шутках-нападениях особенно остро.
– Да мужику баба совсем и не нужна. Одна канитель от них. Живёшь один – кум-королю, а как с вами свяжешься, жди беды. Я и сына ругал, когда тот женился. Говорю: не живётся тебе нормально-то, сам себе петлю с камнем на шею вешаешь.
– Это кто кому ещё вешает, – огрызалась Царина.
Лехе тоже с женщинами не везло – на троих детей платил полжизни алименты. Когда на последнего выплатил, гулял неделю так, что чуть не уволили. Благо, начальник знал его как работника давнего, надежного, махнул рукой – повод у человека, чего уж.
В нападениях Лехи, однообразных и угловатых, чувствовалось, что хохмит и шутит он порой через силу. Шутки его частенько были пошлыми, такими, что краснели молодые работяги. Но Царина не робела, отбрехивалась ловко. И в этих переругиваниях частенько одерживала верх.
Как только уборщица появлялась в помещении, Леха все свое внимание обращал на нее. Все ждали – сейчас начнется представление. Мужики присоединялись, и не всегда к Лехе, порой, чисто для интереса, вставали и на сторону уборщицы. А она держала оборону, бранилась и ругала мужское население.
Царина замахивалась метлой или шваброй, могла и толкнуть. Леха провоцировал, изображая страх и ожидание кары. Казалось, что он был бы рад, прилети ему метлой – лишний повод пострадать и подзадорить. И пару раз, и правда, прилетало, на радость Лехе и окружающим.
– Постреляла б это мужичье проклятущее! – ворчала Царина.
Юбка ее колыхалась, грузный зад и полные ноги в стоптанных тапках привычно глазу мелькали на складе лесопилки.
Но вот однажды шутейность Лехи превзошла даже ожидания мужиков. Никто и не обратил внимания, что не появилась в помещении цеха Царица в свое определенное время, что отлучался Леха ненадолго в нужник.
А дело в том, что Леха, встретив Царину возле туалета, решил пошутить по-крупному. Он припёр туалетную дверь доскою так, что открыть изнутри ее не было никакой возможности.
Царина порядок в туалете навела, направилась обратно, но дверь не поддалась. В чем дело, и кто виноват – догадалась сразу. Припала задом на подоконник, ругая про себя шутников ещё не злобно, долго ждала, когда же шутке придет конец. Но, как назло, время тянулось, а в туалет никто не шел.
Тогда она начала колотить в дверь, стучать шваброй и железным ведром. Но этими шумами не удивишь шумную лесопилку, да и туалет находился в помещении полуподвальном. Кричащую нецензурно, бушевавшую уборщицу никто не слышал.
– Туалет не работает внизу, засорилось че-то, в уличный сегодня ходим, – с серьезной миной объявил всем Леха.
И народ потянулся в дощатое строение на улице, вниз никто не спускался. Прошло больше часу, прежде чем кто-то услышал рыдания уборщицы за приперной доскою дверью. Она вышла оттуда зарёванная, некрасивая, в красных пятнах, спокойно отнесла швабру и ведро на место, сняла рабочий халат и направилась домой.
Весть об этом событии по лесопилке разнеслась быстро. Все примолкли, косились на шутника Леху.
– И чего? Пошутил чуток. А как она прошлый раз доской в меня швырнула, еле ускользнул! Так ничего, да? Так и надо ей ...
Но и сам Леха уж понял – перегнул. Настроение у всех стало пакостным, работа клеилась хуже, мужики рявкали друг на друга, и в конце концов поругались сильно.
На следующий день работали хмурые, поглядывали на дверь – ждали свою Царицу. Правда, молча. О ней не говорили ни слова.
Кто она такая – пожилая сварливая тетка-уборщица, чтоб о ней говорить. Не говорили, но ждали.
Но Царица не шла. Дверь хлопала, ходила туда-сюда, и каждый раз мужики подымали головы, отрывались от работы, а потом разочарованно вздыхали.
Леха работал усердно, взвалил на себя самое тяжёлое, делал вид, что на дверь не смотрит вообще, отмалчивался. Мужик он был хоть и маленький, но жилистый, ловкий и толковый. Дело в руках его спорилось, но на сердце лежала камнем тяжесть вины.
Ближе к обеду подошёл к ним водитель Серёга.
– Мужики, я тут о Томы Сановны спросил. А Царица-то наша, оказывается, уволилась.
– Как уволилась?
– Из-за вчерашнего?
– Почем мне знать. Наверное ... Довели бабу.
Мужики пожали плечами, покосились на Леху, принялись за работу дальше. А он сегодня и работал за двоих, и помещение убирал чище обычного. Грустил Леха. Не хохмил, не оправдывался. Даже когда спрашивали его о чем-то, отмахивался и посылал подальше. Мужики его затрагивать перестали.
А на следующее утро на работу он не вышел. И на следующий день – тоже. Говорили – запил Леха. Начальник ругался, грозился – уволить.
А Леха и правда пил. Старая полуслепая его мать горевала, ворчала, но поделать ничего не могла. Она уж и сама по дому передвигалась с каталкой.
Жили они вдвоем, с семьёй сыну не повезло, хоть и рукастый он очень. Увлеченно отделывал он их старый дом, давно построил хороший сарай, сам поставил резной забор. Да вот беда – уходил порой Лешка в запои. И ничего с этим поделать она не могла, кроме как ворчать и просить его – не пить больше.
Вот и на этот раз проснулся Леха на пороге дома поздно вечером. Рядом – мать. Упала, а встать сама не может. Тревожная, больная, раздетая, сидит прямо на досках. Вспомнил – по дороге из магазина уж начал глотать он водку прямо из горла бутылки.
– Чего ты, мать? Упала? Сейчас я...
Сам еле встал, но мать поднял, на постель перевел – потрогал, не сломала ль чего. Вроде, цела.
– Не пей, Лешенька! Помру ведь ...
– Не буду больше. Прости... Покормить тебя, может?
Мать махнула рукой, заплакала, отвернувши голову к стене, прикрыв глаза морщинистой ладонью.
Леха сполоснул лицо, огляделся. Взялся убирать со стола, выпил водицы и уснул до утра с твердым намерением – завязать.
Утром он натянул кепку на лысую голову, надел свежую рубаху и направился к Царице домой, думая, что если и прилетит ему сковородой, то пусть будет сковорода эта полегче.
Дни стояли осенние теплые. Величавые торжественные тополи шумели возле двухэтажных жёлтых оштукатуренных домов. Леха знал, что Царица живёт где-то тут, а где точно – не знал.
Старушка на скамейке указала подъезд.
– Вона там. Направо сразу, – а потом у самого подъезда окликнула, – Так ведь она на огороде, Ринка-то.
Нашел он ее быстро – среди кустов увидел знакомый зад в серой юбке. Рядом – тачка, а в ней земляные корневища кустов и сорняков.
Он подошёл тихо, окликнул, по привычке и назхлынувшему волнению – с шуткой.
– А ты всё раком? Не ймется?
Она оглянулась, на лице – интерес. Увидела его и интерес пропал, пришла обида.
– Чё припёрся? Звали? – она опять наклонилась, повернувшись к нему задом, выбирая корни, давая понять, что говорить им не о чем.
А Леха просить прощения не умел. Не знал с чего начать. Перелез через проволоку, встал рядом, взялся за поручни тачки.
– А куда вывозишь-то?
Она опять разогнулась, посмотрела недоверчиво, но рукой махнула.
Леха рванул тачку, повез ее к далёкой куче общего мусора, к обрыву. И по дороге так и не решил, с чего начать разговор.
Царица корчевала какие-то кусты. Он просто встал рядом и начал помогать.
– Шел бы ты отсель! – гнала она мягко, – Без тебя управлюсь. Вон уж спотел весь, трясешься.
Леха пил несколько дней, а когда он выпивал, то совсем не ел, ослаб. И сейчас, и правда, руки его тряслись.
– Ты-то управишься, а вот нам без тебя худо. Возвратилась бы, Цариц.
– Тебе-то чего с этого? Колька Матвеев сказал – нету тебя, пьешь.
– Пил. Завязал. Завтра вернусь, коль не выгонят.
– Лучше б выгнали. Работничек!
– Пусть. Только ты вернись. Мужикам там без тебя скучно совсем.
– Ага, доставать некого.
– А я это ... С туалетом-то зря. Думал, посмеемся. Вроде, сильная ты, не пугливая. А ты – в слезы. В общем, баба она и есть – баба.
Царица разогнулась, возвысилась над ним.
– А ну, пошел отсель, лопоухий!
– Да чего ты опять?
– Пошел, говорю! – она замахнулась корневищем с увесистым комом земли.
– Да ладно, – он перелез за проволоку на тропу, но не уходил. Прошёлся туда-обратно, а потом подхватил лопату и начал корчевание с другой стороны, подальше от нее, шел ей навстречу.
– Не понял, что ль? Пошел вон, говорю, – махнула она рукой.
– Помогу чуток и уйду, не сомневайся. Тут много корчевать-то.
Она промолчала. И откуда взялись силы – копал он ловко, корчевал, сделав больше ее вдвое.
– Расширить хочешь? – спросил, когда встретились, закончили.
– Ага. А чего, вон ее сколько, смородины -то, а эти кусты уж выродились, – она тяжело дышала, – Считай два ряда картохи сунуть можно.
– А у нас с матерью пологорода бурьяном заросло. Она занималась, так уж старая.
– А сколько ей?
– Восемьдесят семь. Но сама всё. Ходит только плохо. А так-то молодец, мать у меня хорошая.
– А я думала у тебя, что не баба, то сучка.
– Не-ет. Не каждая. Хотя встречаются, – с языка чуть не слетело по привычке "Типа тебя", но он сдержался.
– Я, например, да?
Леха молчал. Проще всего было кивнуть, позубоскалить. Сложнее было сказать правду. А правда в том, что Царица ему нравится. Не пойми и чем. Самому непонятно.
Вроде, уж немолодая, не особо приглядная, а вот нравится и всё. Может нравится тем, что не поддается ему, что умеет заткнуть любого мужика, постоять за себя, что умна в суждениях. Но уж и внешне она ему стала мила – и лицо ее округлое, белое, и ноги полные, и волосы из-под платка выпадающие.
Один раз чуть было не поправил их, да вовремя сдержался.
А когда расплакалась она в туалете, и вовсе защемило – защита ей нужна. Почему и смелая такая, что одинокая.
Так ведь и он...
И такая тоска на него тогда нашла, что не запить он не мог. Получается обидел ту, ради которой уж в последнее время и на работу-то ходил.
Поэтому Леха молчал. Не умел говорить он слов добрых. Этому тоже ведь надо учиться. Он подхватил тачку с корневищами, повез к обрыву.
– Ещё чего делать будешь? – спросил он, моя руки в тазу.
– Нет. Домой пойду. Разе сама-то я б управилась, – она опустила глаза, стало стыдно, что вроде как поблагодарила. Она вздохнула и выпалила, – Коли хочешь, пошли чаю выпьем. У меня пироги есть из кулинарии. А то вон худой, аж уши солнце просвечивают.
– А пироги-то твои прям на уши повлияют, – начал было он, но испугавшись, что примет она эти слова за отказ, скорее исправился, – Пойдем. От чая не откажусь. Завязал я сегодня.
В воздухе сладко пахло гарью, кострами – и на душе было хорошо сейчас.
В комнате Царины совсем девичий уют. Скатерти, занавески, коврики. И Леха понял все. По ее мягкой грубости, по тому, как убирает волосы за ухо, понял – простила она его. И не против того, чтоб был он рядом.
Вечером принесла она ему обещанный мед для матери. А на следующий день оба вышли на работу, на лесопилку. Восстановилась Царина на работе.
А вскоре окреп слушок, что Леха и Царица живут вместе в его доме. Особо они не изменились, так же посмеивались друг над другом, но немного по-другому, без грубостей. А молодые работники посмеивались над их неожиданной пожилой любовью.
Леха стал уверенней в себе, благосклоннее к молодым, спокойнее. Появились в его речах новые нотки. Мол, семейное счастье – дело нужное. Особенно, когда жена – не дура набитая. Пить он бросил.
А Царица плавала со своей метлой уж не так агрессивно. Поглядывала на Леху с неким уважением.
Старуха-мать Лехина поначалу испугавшись грубоватого напора избранницы сына, вскоре поняла все. Да, жизнь девку сделала такой. И ответить может, и Лешку на место поставить, в руках удержать. Но баба Царица добрая, и Леху любит, и ее, мать старую, не оставит.
Прошло немного совсем времени, и матери уж стала Царина дочкой.
– Вот ведь. Никак не думала, что Леха мой такую царицу отыщет. А он вот... Поди ж ты...
И дом украсился резными наличниками, и палисадник – беззубыми штакетниками и всяческими оградками. И появились мещанские совсем интересы, от которых так уютна бывает обыденность.
– Я ж – царь, раз жена у меня – царица. Вот и жить нужно по-царски, – шутил Леха.
А Лехина жизнь как будто встала на место, угнездилась, заимела свой смысл.
Потому что сблизились два обиженных огорченных жизнью охладевших сердца, чтоб согреть друг друга оставшейся неистраченной любовью.
***
Поделитесь записью с друзьями
8 вещей, которые вы никогда не стали бы делать без рекламы
Надежда Франк, автор книги «Эпоха служит рекламистам», составила список вещей, к которым людей приучила реклама.
1. Чистить зубы
Чистка зу...
Надежда Франк, автор книги «Эпоха служит рекламистам», составила список вещей, к которым людей приучила реклама.
1. Чистить зубы
Чистка зу...
Посмотреть ещё 5 фотографий
Посмотреть ещё 7 фотографий
Коты, уснувшие в самых неподходящих местах
#интересаради@
#интересаради@
© 2008‒2025 Социально‐развлекательная сеть «Фотострана». Пользователей: 23 827 568 человек
ООО «Фотострана» ОГРН: 1157847426076 ИНН: 7813238556
Адрес: 197046, РФ, г. Санкт-Петербург, муниципальный округ Посадский вн. тер. г., Певческий пер., д. 12, литера А, пом. 3-Н, ч. пом. 3
Email: support@fotostrana.ru
Основной ОКВЭД - 63.11.1 Деятельность по созданию и использованию баз данных и информационных ресурсов
Виды деятельности в соответствии с перечнем видов деятельности в области информационных технологий, утвержденным приказом Минцифры РФ от 11 мая 2023 г. № 449 - 1.01. и 2.0
Информация об используемых языках программирования, наименованиях фреймворков, программного обеспечения:
Языки: PHP, C++, С, Python, Go, JavaScript, TypeScript, Java, Kotlin, Swift
Фреймворки: Slim, Vue.js, React
Информация о реализуемом (разрабатываемом) программном обеспечении и о стоимости прав на неактивированные данные и команды через виртуальные ценности Фотомани доступна здесь и здесь
Информация, позволяющая идентифицировать программы для электронных вычислительных машин и баз данных, включенной в единый реестр российских программ для электронных вычислительных машин и баз данных (далее – реестр) в реестре, а также способы предоставления прав использования такой программы размещена здесь
Следующая запись: ...)))
Лучшие публикации